Читальный зал
Рекомендуем
Новости редактора
Россия и Европа
стр. [1] [2]
Россия и Европа
Данилевский Н.Я. - М.: Книга, 1991. – 576с.
С. 269. Все европейские костюмы или совершенно уродливы, как наши сюртуки, фраки, пальто, кафтаны времён Людовика XIV и т.д., или хотя и красивы, но вычурны – потому только живописны, а не изящны: как костюм испанский с буфами на руках и ногах. Тирольский с остроконечными шапками и разными шнурочками. Только русское народное одеяние достаточно просто и величественно, чтобы заслужить название изящного.
С. 275. Всякому случалось, я думаю, слышать выражения, в которых с эпитетом русский соединялось понятие низшего, худшего: русская лошадёнка, русская овца, русская курица, русское кушанье, русская песня и т.д. Всё, чему придаётся это название русского, считается как бы годным лишь для простого народа, не стоящим внимания людей1 более богатых или образованных. Неужели такое понятие не должно вести к унижению народного духа к подавлению чувства народного достоинства?..
С. 276. Народ понимает инстинктивно ту ненависть, которую питает Европа к России, и потому всякое из ряду обыкновенного выходящее бедствие, постигающее его, склонен приписывать этой враждебности, хотя, конечно, и преувеличивает её проявление. …Ведь защищает же значительная часть европейского общественного мнения подделку фальшивой монеты, если она имеет целью вредить русским народным и государственным интересам; ведь защищало же оно жандармов-вешателей и кинжальщиков; ведь затыкает же оно уши и закрывает глаза перед ясными уликами злонамеренных политических поджогов; ведь терпит же Европа и даже не только терпит, но и поддерживает своим нравственным авторитетом, а при нужде и материальною силою, турецкие насилия (грабежи, изнасилования и убийства) над греками и славянами единственно из вражды к России и к славянству.
С. 277. В старину без всякого насилия разные татарские мурзы, черкесские князья, немецкие выходцы обращались в русских дворян, ибо им не было другого исхода, как или оставаться в своей племенной отчуждённости, или сливаться с русским народом. Но теперь, после того как жизненная обстановка высших классов русского общества лишилась своего народного характера, сделалась общеевропейскою, такой исход открылся.
С. 288. В Соединённых Штатах две главные партии, на которые разделяются тамошние политики, носят названия республиканцев и демократов. Названия эти заимствованы из чуждого Америке европейского порядка вещей и поэтому вовсе не выражают сущности стремлений означенных партий. Что значит республиканская партия в стране, где нет монархии и где никто к ней даже не стремится? Что значит демократическая партия там, где всё общество устроено на демократических основаниях? Собственно говоря, американские республиканцы суть защитники политической централизации, а демократы - защитники политического обособления штатов. Здесь заимствование из чуждого европейского мира не пошло, однако же, дальше названия и потому представляет лишь номенклатурную путаницу…
С. 291. Нигилизм – не более не менее как одна из форм нашего европейничанья, и как ни плохи наши гимназии и наши университеты – не они, однако же, произвели эту язву. И как ни полезна, может быть, классическая система учения – не она излечит нас от этой язвы.
Что такое нигилизм? Нигилизм есть последовательный материализм, и больше ничего.
С. 294. Но и нигилизм, и аристократизм, и демократизм, и конституционализм составляют только весьма частые проявления нашего европейничанья; самый общий вид его, по-видимому менее зловредный, в сущности же гораздо опаснейший из всех, есть наше балансирование перед общественным мнением Европы, которую мы признали своим судьёю, перед решением которого трепещем, милость которого заискиваем.
Возьмём определённый, всем известный пример. Европа обвиняет нас в честолюбивых видах на Константинополь, и мы стыдимся этого обвинения, как будто и в самом деле какого-нибудь дурного поступка. Англия завладела чуть не всеми проливами на земном шаре; неизвестно с какой стати захватила скалу на испанской территории, господствующую над входом в Средиземное море; а по отношению к нам считается непозволительным хищничеством добиваться свободного входа в наш собственный дом, обладание которым притом сопряжено с лежащей на нас нравственной обязанностью - выгнать турок из Славянской и Греческой земли.
Становиться на европейскую точку зрения и видеть в самом желании овладеть Цареградом, выгнать турок, освободить славян какое-то посягательство на права Европы – это непростительное нравственное унижение.
Точно так же чураемся мы обвинения в панславизме, как будто честный русский человек, понимающий смысл и значение слов, им произносимых, может не быть панславистом, т.е. может не стремиться всеми силами души своей к свержению всякого ига с его славянских братий, к соединению их в одно целое, руководимое одними славянскими интересами.
С. 314. Польша, хотя и осталась материально независимою от немецкого владычества, одна из всех славянских стран приняла без борьбы западные религиозные начала и усвоила их себе, – а потому и была в течение большей части своей истории не только бесполезным, но и вредным членом славянской семьи, изменившим общим славянским началам, стремившимся распространить, насилием и соблазном, враждебный славянскому миру католический и шляхетско-аристократический принцип в самую глубь России.
С. 316. Что касается искусства, то религия Магомета была прямо ему враждебна. Только в архитектуре представили магометанские народы изящные образцы.
Сколько бы мы ни искали, мы не отыщем оправдания магометанства во внутренних, культурных результатах сообщённого движения. С этой точки зрения оно всегда будет представляться загадочным, непонятным шагом истории. Не находя, таким образом, оправдания этому историческому явлению в его положительных, самостоятельных результатах, приходится отыскивать его во внешних, служебных отношениях к чужим, посторонним целям. И действительно, мы видим, что общий существеннейший результат всей истории магометанства состоит в отпоре, данном им стремлению германо-романского мира на Восток…
Общая идея, существенный смысл магометанства заключается, следовательно, в той невольной и бессознательной услуге (академик А.Т. Фоменко считает реальностью былые союзнические отношения между доромановской Русью и Турцией, а также Пугачёвым и последней –наша вставка), которую оно оказало православию и славянству, оградив первое от напора латинства. Спасши второе от поглощения его романо-германством в то время, когда прямые и естественные защитники их лежали на одре дряхлости или в пелёнках детства. Совершило оно это, конечно, бессознательно, но тем не менее совершило – и тем сохранило зародыш новой жизни, нового типа развития, сохранило ещё одну черту разнообразия в общей жизни человечества, которым, казалось, предстояло быть задавленным и задушенным могучим ростом романо-германской Европы. Эту мысль, собственно, относительно православия выразил (в начале греческого восстания) константинопольский патриарх Анфимий: «Провидение избрало владычество османов для замещения поколебавшейся в православии Византийской империи (собственно, надо бы сказать императорства) как защиту против западной ереси».
Мысль эта кажется дикою немецкому историку Гервинусу, у которого я заимствовал этот факт, но она глубоко истинна.
Сноска 8 к главе 12.
В 1439 г. греческое духовенство и византийский император Иоанн Палеолог согласились на унию с католической церковью (так называемая Флорентийская уния), надеясь получить помощь от Западной Европы в борьбе против турок; спустя несколько лет Иерусалимский собор православной церкви предал Флорентийскую унию проклятию (Где же тот Иерусалим? В Константинополе? В Москве? – наша вставка).
С. 318. Не видим ли мы ряда непрестанных домогательств папства подчинить себе Восток? Уния, постигшая русский народ под владычеством Польши, не составляет ли указания на участь, предстоявшую и прочим православным народам, если бы османская гроза не заставила Европу трепетать за собственную свою судьбу?
Магометанство, наложив свою леденящую руку на народы Балканского полуострова, заморив в них развитие жизни, предохранило их, однако же, излиянною на них чашей бедствий от угрожавшего им духовного зла – от потери нравственной народной самобытности.
Отношение Европы к туркам никогда не было бескорыстным. Как теперь, так и за пять веков видела она в оттоманском могуществе средство распространить свою власть и влияние на народы греческого и славянского православного мира. Как сатана-соблазнитель, говорила она одряхлевшей Византии: «Видишь ли царство сие, пади и поклонись мне, и всё будет твоё». Ввиду грозы Магомета собирала она Флорентийский собор и соглашалась протянуть руку помощи погибавшему не иначе как под условием отказа от его духовного сокровища – отречения от православия. Дряхлая Византия показала миру невиданный пример духовного героизма. Она предпочла политическую смерть и все ужасы варварского нашествия измене веры, ценою которой предлагалось спасение.
Сноска 12 к главе 12.
Базельско-Флорентийский собор (1431 – 1449) – собор католического духовенства; содействовал окончательному разгрому гуситов в Чехии, тогда же была заключена Флорентийская уния католической и православной церквей на условиях принятия православием догм католицизма.
Это же понятие о значении турецкого погрома жило ив сердце сербского народа. В эпическом сказании о битве на Косовом поле повествуется о видении князя Лазаря, которому предлагается выбор между земным венцом и победою и между венцом небесным, купленным ценою смерти и поражения. Инстинктивно-пророческий дух народной поэзии как бы видел в победе над оттоманскою силою потерю духовной самобытности народа. И поныне предпочитают славяне Турции тяжёлое мусульманское ярмо - цивилизованному владычеству Австрии.
С. 321. Из всех славянских стран одна Польша пользуется её благорасположением, потому что составляет тип и образец того, как бы Европе хотелось фасонировать и прочих славян для полного порабощения их себе, - даже и в том случае, когда бы им и дана была чисто внешняя политическая самостоятельность, которую истинные славяне всегда ценили ниже внутренней духовной и бытовой самобытности.
С. 327. Вражда к начинавшему сознавать свои права и свои силы сопернику до того отуманила всякое чувство истины и справедливости в Европе, что она не только стала закрывать глаза перед страданиями турецких христиан, имевших несчастье быть славянами и православными, но даже возгорела любовью к туркам, в которых стала видеть единственный элемент, способный передать Востоку начала истинной европейской цивилизации. Вместо филэллинов, Европа (в особенности же, Англия) наполнилась туркофилами.
С. 330. Здесь нелишним будет предпослать краткий очерк истории образования Австрийского государства, т.е. истории слепления разных выморочных имений, отдаваемых в приданое, переходящих из рук в руки и, наконец, сосредоточившихся в руках наиболее счастливых наследников (Данилевский не знал всей подлинной истории Австрии; между прочим, Русь раньше и носила имя Австрии, а также Египта, Африки и др. – наша вставка).
С. 341. Таким образом, при видимом преобладании России, главной победительницы Наполеона, дом Габсбургов под опекою Меттерниха достиг такого политического влияния, какого едва ли он имел в дни Карла V. Германия и Италия были, в полном смысле этого слова, вассалами Австрии. В Испании и Португалии установлялась её система руками Франции. Конфисковав в свою пользу великодушную, но непрактическую мысль Священного союза, Австрия обращала Россию в исполнительницу своих предначертаний.
С. 344. По выказанному Меттернихом политическому искусству его можно бы смело причислить к разряду великих политиков; но судьба, заставившая его действовать в пользу осуждённого историей дела, придаёт ему трагический характер неудачи в борьбе
С. 348. В 1848 и 1849 годах славяне, входившие в состав Венгерского королевства, спасли Австрию от мадьярского возмущения, а теперь, в награду за то, лишены значительной доли своей самостоятельности и подчинены мадьярам. Дух мадьярской дерзости и мятежа достиг всех своих притязаний; славянская же верность принесена ему в жертву - всё, дескать, стерпят.
С. 363. По этнографическим условиям славяне действительно должны составить федерацию; но федерация эта должна обнять все страны и народы – от Адриатического моря до Тихого океана, от Ледовитого океана до Архипелага… – под водительством Русского государства.
С. 365. По поверью, распространённому в русском народе… – Иерусалим есть средоточие, или… «пуп» земли. Но с точки зрения более земной и вещественной нет места на земном шаре, могущего сравниться центральностью своего местоположения с Константинополем. Нет на земле другого такого перекрёстка всемирных путей.
С. 366. Прибавим к этому единственное в мире как по удобству защиты, так и по важности защищаемого стратегическое положение, прелестный климат, несравненную красоту окружающей природы, наконец, великие мировые, истинно царственные исторические воспоминания и соединённое с ними громадное нравственное значение.
С. 368. Но Босфорская столица, сказали мы, не только город прошедшего, но и будущего. И славяне, как бы предчувствуя его и своё величие, пророчески назвали его Цареградом. Это имя, и по своему смыслу, и потому, что оно славянское, есть будущее название этого города.
С. 369. Возвращение Константинополя его законному наследнику невозможно, потому что наследника этого нет более в живых.
С. 371. Исторические права всеми своими свойствами подобны арифметическому нулю, который, в отдельности сам по себе ничего не знача, удесятеряет, однако же, значение единицы, влево от него стоящей. Так, Западная Русь не потому должна составлять одно целое с остальной Россией, что входила некогда в состав Руси времён Владимиров, Ярославов, Мстиславов, а потому, что, будучи настоящею Русью в эти прошедшие времена, она по языку, по вере, по всему существу своему всегда оставалась ею, кто бы над нею ни господствовал.
С. 372. Итак, Константинополь составляет теперь в тесном юридическом смысле res nullius (ничейную вещь), предмет, никому не принадлежащий. В более широком и высоком историческом смысле он должен принадлежать тому, кто продолжает воплощать в себе ту идею, осуществлением которой служила некогда Восточная Римская империя. Как противовес Западу, как зародыш и центр особой культурно-исторической сферы Константинополь должен принадлежать тем, которые призваны продолжат дело Филиппа и Константина, дело, сознательно подъятое на плеча Иоаннами, Петром и Екатериною.
С. 373. Вся польза от обладания Константинополем ограничивалась бы для них [ведущих стран Европы] тем вредом, который наносился бы этим России. Это было бы, так сказать, право вонзать нож в тело России и поворачивать его в ране, когда им заблагорассудится.
С. 376. Но силы России заключаются не в одной её армии, а в духе всего народа, который всегда был готов скорее видеть свои дома и имущества в объятиях пламени, нежели в руках неприятеля.
Овладения морскими берегами или даже одним только Крымом было бы достаточно. Чтобы нанести России существеннейший вред, парализовать её силы. Обладание Константинополем и проливами устраняет эту опасность и обращает южную границу России в самую безопасную и неприступную.
С. 376. Англия, которая ведь больше России, не тяготится своими обширными владениями, разбросанными притом по всему лицу земли.
Большое пространство имеет, конечно, свои неудобства, и главнейшее из них, без сомнения, большое протяжение границ. Но приобретение Константинополя доставило бы России ещё ту совершенно особенную выгоду, что вместо увеличения этого неудобства оно уменьшило бы его в значительной степени, сократив, так сказать, концентрировав две с половиной тысячи пограничной линии вдоль прибрежий Чёрного и Азовского морей в одну точку.
С. 378. Во скольких случаях было ослабляемо наше влияние именно по недостаточности нашего флота? Упомянем лишь о продаже американских колоний, которая этим только и объясняется; о возмущении в Кандии, которое, конечно, имело бы благоприятнейший исход, если бы мы могли подкрепить наши желания достаточным числом панцирных и других судов.
С. 381. Россия может иметь только государственный флот, т.е. содержимый и питаемый во всех отраслях своих государством на государственные же средства.
С. 382. Так и некоторые города, хотя и низверженные с пьедестала своего прежнего величия, суть представители такой великой властительной идеи, имеют такое царственное значение, что при всех переменах своей исторической судьбы они должны занять первое место в том государстве, в состав которого входят, - непременно делаются или остаются его столицею. Так, Италия нигде не может отыскать своего центра, кроме Рима (который основали вездесущие славяне – наша вставка); так и наша Москва, несмотря на то, что была развенчана Петром, всё-таки остаётся и по жизненному значению своему, и по понятию, которое соединяет с ней народ, и по своей исторической и экономической роли истинною столицею Русского государства, его жизненным узлом (Всё ещё стоит поникший Великий Новгород на Волге, и ждёт возрождения своей славы – наша вставка). Таков и Царьград (основанный Дмитрием Донским, известным истории и под именем Константина I Великого – наша вставка), и вступать с ним в этом отношении в борьбу опасно не только Петербургу, но даже и самой Москве.
С. 384. Одним словом, Царьград должен быть столицею не России, а всего Всеславянского союза.
С. 425. Всемирная ли монархия, всемирная ли республика, всемирное господство одной системы государств, одного культурно-исторического типа – одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории, в единственно справедливом смысле этого слова; ибо опасность заключается не в политическом господстве одного государства, а в культурном господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее политическое устройство.
С. 426. Всемирное владычество должно…страшить не столько своими политическими последствиями, сколь культурными.
Глава XVI
Кто ни поп – тот батька.
Русская пословица
Одна лишь выгода из сего (из войны 1799 года)
произошла – та, что сею войною разорвались
все почти союзы России с другими землями. Ваше
Императорское Величество давно уже со мною
согласны, что Россия с прочими державами
не должно иметь иных связей, кроме торговых.
Применяющиеся столь часто обстоятельства могут
рождать и новые сношения и новые связи,
но всё сие может быть случайно, временно.
Граф Ф.В. Ростопчин
- Святая истина!
Император Павел.
Рано или поздно, хотим или не хотим, но борьба с Европою…неизбежна из-за восточного вопроса, т.е. из-за свободы и независимости славян, из-за обладания Цареградом.
С. 440. Европа не только нечто нам чуждое, но даже враждебное; её интересы не только не могут быть нашими интересами, но в большинстве случае прямо им противоположны…. В политическом отношении не может быт другого правила, как око за око, зуб за зуб, - отмеривание тою же мерою, которою нам мерят.
С. 441. В эпиграфах, избранных для обозначения одной из существеннейших мыслей этой главы, заключается вся наша политическая мудрость: примирение так называемой политики принципов с политикою случайных обстоятельств. Без ненависти и без любви (ибо в этом чуждом мире не может и не должно возбуждать ни наших симпатий, ни наших антипатий), равнодушие и к красному, и к белому, к демагогии и к деспотизму, к легитимизму и к революции, к немцам, к французам…, к Наполеону, Бисмарку…, - мы должны быть верным другом и союзником тому, кто хочет и может содействовать нашей единой и неизменной цели.
С. 443. Система политического равновесия есть нормальный естественный порядок для внутренних политических отношений между европейскими государствами, тот устойчивый порядок вещей, к которому они стремились чуть не самого своего возникновения.
Если Россия не принадлежит к Европе ни по кровному родству, ни по усыновлению, … то само собой разумеется, что Россия заинтересована не в охранении, не в восстановлении этого равновесия, а в совершенно противном.
Европа не случайно, а существенно нам враждебна; следовательно, только тогда, когда она враждует сама с собою, может она быть для нас безопасною.
С. 447. 1815 годом устанавливается равновесие; Россия делает огромные материальные и нравственные жертвы для его охранения – и в награду её несётся целая буря клеветы, ненависти, вражды.
Поход против России во время нарушенного равновесия, под руководством одного из величайших военных гениев, державшего в своих руках силы и судьбы Европы, – оканчивается полным поражением врагов. Поход против России во время равновесия, руководимый самыми отъявленными посредственностями, оканчивается полным их успехом, несмотря на то, что Россия стала (материально, по крайней мере) вдвое сильнее, чем в 1812 году.
С. 450. Поход в Индию есть единственное оборонительное средство России в войне с Англией.
С. 455. В теперешнем положении дел Россия не может иметь другого союзника, как Пруссия, так же точно, как и Пруссия другого союзника, как Россия; и союз их может быть союзом благословенным, потому что у обоих цель правая.
С. 480. Самый характер русских, и вообще славян, чуждый насильственности, исполненный мягкости, покорности, почтительности, имеет наибольшую соответственность с христианским идеалом.
С. 481. Религиозная деятельность есть охранительная по самому существу своему. ... Как только религия теряет свой откровенный характер, она обращается (смотря по взгляду на достоинство её догматическо-нравственного содержания) или в философскую систему, или в грубый предрассудок.
Главная страница /
Зал художественной и мудрой литературы