Читальный зал
Рекомендуем
Новости редактора
Цитадель
Цитадель
Антуан де Сент-Экзюпери - СС в трёх томах. – Т. 2. – Рига: Полярис, 1997. – 527с.
С. 34. Человек – та же крепость. Вот он ломает стены, мечтая вырваться на свободу, но звёзды смотрят на беспомощные руины. Что обрёл разрушитель, кроме тоски – обитательницы развалин? Так пусть смыслом человеческой жизни станет сухая лоза, которую нужно сжечь, овцы, которых нужно остричь. Смысл жизни похож на новый колодец, он углубляется каждый день.
С. 36. И я спасу тебя, моя крепость, цитадель моя и обитель, от посягательств бесплодного песка. Я развешу звонкие рога по твоим стенам. Трубя, они предупредят нас о варварах.
Радует только неосязаемое. И если кому-то хочется завладеть лишним стадом овец, то хочется из тщеславия. А утехи тщеславия нельзя потрогать (наше выделение).
С. 37. Законы служат стенам моей крепости, они определяют устройство моего царства.
С. 38. Я восстанавливаю иерархию там, где люди стали похожи, как капли воды, и растеклись болотом. Я торю дороги там, где о них постарались забыть и назвали спячку счастьем. Что мне до стоячих вод их справедливости? Я тружусь ради человека, созданного прекрасной несправедливостью. Так облагораживаю я своё царство.
С. 39. Пока сердце помнит запреты, человек жив. Но мало-помалу они забываются. И тот, кого хотели спасти, погибает.
С. 40. Знаю, что ничего не узнает о жизни тот, кто рассечёт труп и ощупает печень, сердце, кости. Сами по себе, что они значат? Что значат чернила и бумага в книге? Значима мудрость книги, но она вне вещности.
С. 42. Я веду. Я – вождь. Я мастер. Я отвечаю за созидание. И зову всех других себе на помощь. Потому что я понял: вождь не тот, кто способен хранить ведомых; вождь – тот, кто с помощью ведомых способен сохранить себя.
С. 44. Я не слушал, о чём они говорят. Я знаю: смысл вещей не в вещах – в устремлении.
С. 45. Страшно, когда опасными для тебя становятся собственные стены. Когда завершённое вновь пускают в работу. Вот и сейчас молчаливое обретает голос. Что с нами будет, если забормочут горы?
…Поверь, никто из нас не боялся умереть, но все мы боялись, что погибнут сделанные нами вещи, казалось бы, ничего не значащие и ничтожные. Вот тогда мы поняли: смысл жизни в том, на что она потрачена. Смерть садовника не подкосит дерева. Но сруби плодоносящее дерево, и садовник будет убит.
С. 48. Их понуждали к трате, а они захотели, чтобы их обслуживали. Они ушли и оставили после себя пустоту.
С. 49. Не добротная пища облагораживает царство – добротные потребности жителей и усердие их в трудах. Не получая, а, отдавая, обретаешь благородство. Благородны ремесленники, о которых я говорил, они не пожалели себя, трудясь денно и нощно, и получили взамен вечность, избавившись от страха смерти. Благородны воины: пролив кровь, они стали опорой царства и уже не умрут. Но не облагородишься, покупая себе самые прекрасные вещи у лавочников и любуясь всю жизнь только безупречным. Облагораживает творчество. Я видел вырождающиеся народы: они не пишут стихов, они их читают, пока рабы обрабатывают для них землю (наше выделение).
Я не люблю людей с омертвелым сердцем. Тот, кто не тратит себя, становится пустым местом. Жизнь не принесёт ему зрелости. Время для него – струйка песка, истирающая его плоть в прах. Что я верну Господу после его смерти?
С. 57. – Если тебе спасут жизнь, - продолжал отец, - не благодари. Не преувеличивай собственной благодарности. Если твой спаситель ждёт её от тебя, он - низок. Неужели он полагает, что оказал услугу тебе? В спасении твоей жизни значимо не твоё маленькое везенье, а дело, которому ты служишь, и которое зависит и от тебя тоже (наше выделение). Ты и твой спаситель трудились над одним, так за что же тебе благодарить его? Его вознаградил собственный труд: он сумел спасти тебя. Это я и называю сотрудничеством в общем деле.
С. 58. Женщина – сосуд, сосуд не благодарят. И сама она, и её помощники служат рождению, так о какой благодарности может идти речь?
С. 59. Если вызывающий зависть сравняется с нами, мы его с наслаждением разорвём.
С. 67. Отец не требовал от них никакой работы в уплату за свою щедрость. Кому ещё жилось беззаботнее, и каждый из них мог сказать:
- Какое мне дело до чужих и далёких? У меня есть сахар и чай, мой осёл сыт, жена со мной рядом, дети растут и умнеют. У меня всё хорошо и большего мне не нужно. … Но кому они показались бы счастливыми? Мы изредка навещали их, когда отец меня учил.
- Смотри, - говорил он, - они сделались домашним скотом и потихоньку гниют… не плотью, а сердцем. …Ибо мир для них обессмыслился.
С. 83. Стоит закончить строительство, город умрёт. Люди живут, отдавая, а не получая. Деля накопленное, люди превращаются в волков. Усмирив их жестокостью, ты получишь скотину в хлеве. Но разве возможно закончить строительство? Утверждая, что завершил своё творение, я сообщаю только одно: во мне иссякло усердие.
С. 118. Ненавижу податливость. Нет человека, если он не противостоит. Нет противостояния в муравейнике, нет в нём и Бога, нет образа и подобия Божия. Податливый человек – человек, в котором нет всхожести.
Человек без стержня, без внутренней формы – ничто. Если он слился с толпой, послушен ей, живёт по её законам, он никогда не пожертвует собой, не воспротивится соблазну, не смирится со смертью.
С. 129. В радость человеку только то, над чем он хорошенько потрудился, – так уж он устроен.
Любовь – не подарок от прелестного личика, безмятежность не подарок от прелестного пейзажа, любовь – итог преодолённой тобой высоты. Ты превозмог гору и живёшь теперь в небесах.
Если не изменяться день ото дня, словно в материнстве, не догнать любви. А ты хочешь усесться в гондолу и всю жизнь звучать песней – ты не прав. Вне пути и восхождения ничего не существует. Стоит остановиться, как тебя одолевает скука, потому что пейзажу больше нечего тебе рассказать, и тогда ты бросаешь женщину, хотя надо было бы выбросить тебя.
С. 130. Слишком хорошо знаю: лёгкое и доступное – бесплодно, потому что оно – легко и доступно. Напряжение и пот – вот чем мерится польза от работы.
С. 132. Город создан, если я отчётливо вижу его планировку. Но не планировке обязан город своим рождением.
С. 133. Никогда не заботься, чтобы твои поступки правильно поняли. Их не поймут, но какая тут несправедливость? Справедливость – химера и чревата несправедливостью.
С. 135. Ко мне пришла женщина:
- Я – верная жена своему мужу, - сказала она, - я послушна ему и недурна собой. Я дышу только им одним. Шью ему плащи, перевязываю раны. Все его тяготы я делила с ним. А теперь он проводит время с той, что обворовывает его и над ним смеётся.
Я ответил ей:
- Ты судишь и ошибаешься. Кто знает самого себя? Каждый идёт к истине, но путь души похож на горное восхождение. Вершина близка, кажется, ты добрался, но с неё видны новые вершины, новые тропы и новые пропасти. Кто может знать, что утолит его жажду?
Может, та, о которой ты говоришь, обязана ему своим рожденьем. И он за неё в ответе. Ты всегда в долгу перед тем, кого создал. Он идёт к ней для того, чтобы она его обокрала. Идёт, чтобы она утолила свою жажду. Его не вознаградит нежность, но не ударит и упрёк. Наградой ему собственная жертвенность. И ещё те слова, которым он её научил. Он похож на тех, кто возвращается из пустыни: ордена для них не награда, но и неблагодарность не обида.
С. 136. Нужно чувствовать себя собой, только тогда ты доверяешь собственному разумению. Поэтому так горд верующий. Чужие сомнения не смущают его, они от тех, кто не способен «понять».
С. 136. Я иду и ищу в людях свет, подобный моему. Петь хором – одно. Придумать песню – другое. Кто тебе в помощь, когда ты творишь?
С. 138. Продвинуться вперёд – значит узнать, что вопрос, который тебя мучил, потерял смысл…Мудрость не умение отвечать, а избавление нашей речи от превратностей.
Я перерастаю одно противоречие за другим, и всё меньше у меня вопросов, и всё ближе я к благости тишины. Болтуны! Сколько вреда они принесли людям!
С. 156. Не снисходи до общепринятых мнений. Люди сосредоточат тебя на тебе самом и помешают расти. Они привыкли считать заблуждением всё, что противоположно их истине, твои метания и противоречия для них легки и разрешимы, и, как плод заблуждения, они отбросят семя твоего будущего роста. Они хотят, чтобы ты обобрал сам себя, стал потребителем, довольствовался готовым и делал вид, будто сбылся.
Не мешай, пусть они говорят. Легковесные души советуют тебе, они хотят, чтобы ты был счастлив. Прежде времени хотят они успокоить тебя, покой ты обретёшь только в смерти, только после смерти послужит тебе накопленное. Копишь ты не запас на жизнь, а мёд на зиму вечности.
С. 160. Не экономь на душе. Не наготовить припасов там, где должно трудиться сердце. Отдать – значит перебросить мост через бездну своего одиночества.
С. 161. Жизнь не посягала на её приданое, девственным было её тело, девственными – танцы без зрителей…Совершенство моей наречённой не нуждалось в свершениях, ей оставалось одно – умереть.
С. 164. Меняют возлюбленных и те, кто видит пустоту в людях: люди и впрямь пусты, если не стали окном, смотрящим на Господа. Вот почему посредственность любит только то, что не даётся в руки: стоит насытиться – и становится тошно. Лучше всех знают об этом танцовщицы, которые танцевали предо мной танец любви.
С. 165. Я коплю себя не для того, чтобы замкнуть себя женщиной и успокоиться.
С. 167. Дружбу я узнаю по отсутствию разочарований, истинную любовь по невозможности быть обиженным.
С. 170. Никогда не слушайся тех, кто, желая тебе помочь, советуют отбросить хоть одно из твоих исканий. Ты угадаешь своё призвание по той неотвязности, с какой оно тебе сопутствует. Предать его – значит покалечить себя, но знай: твоя правда будет обозначаться очень медленно, её не сведёшь к внезапно найденной формуле, она будет вырастать, как дерево, и работать на неё будет только время. А ты?
С. 172.Друг тот, кто не судит.
С. 173. В мире достаточно судей. Помогать тебе меняться и закалять тебя будут враги. Это их дело, они с ним прекрасно справятся, бури неплохо помогают кедру. А друг создан для того, чтобы тебя принять. Знай и о Господе. Он не судит тебя, когда ты пришёл к Нему в храм, Он тебя принял.
С. 175. У тщеславия и дары подложные. Одарить можно только тем, что сам пересотворил. Дерево дарит плод, плод – преображённая земля. Танец - преображённое умение ходить. Кровь воина преображается в храм и царство.
С. 181. Растратчики – вот кем стали жители моего царства. …Я смотрю и не вижу среди них ни одного достойного смерти. А значит, и жизни. Потому что живёшь тем, за что готов умереть. Но они насыщались, потребляя созданное, они развлекались грохотом камней, разрушая храмы. Храмов нет, но нет им и замены. Своими руками эти люди уничтожили все пути самовыражения человека. И уничтожили человека (наше выделение).
С. 181. Враг помогает тебе сформироваться и вместе с тем ограничивает тебя. Но не будь у тебя врагов, ты не родишься.
С. 188. Те, кто действуют, положившись на разум, всегда опаздывают. Поэтому я приглашаю править моим царством тех, в чьих руках кипит работа, и видно, что их руки вымесят хлеб.
Работник будет работать и работать, а логик под давлением жизни будет менять и менять свою логику.
С. 191. – Человек ищет напряжения сил и жизни, а вовсе не счастья, - повторил отец.
С. 196. Я чту тех, кто среди разноречивых потоков слов остаётся неизменным, как мидель-шпангоут, кто в обезумевшем море неколебимо следует за своей звездой. По звезде я определю и его путь. Любители логики на поводу у собственных слов, они ходят по кругу, как цепная передача.
С. 198. Я запрещаю торговцам расхваливать свой товар. Слишком быстро они становятся учителями и научают видеть в средстве цель. Они сбивают нас с дороги, мы сбились и покатились вниз. Если торговцам нужно сбыть с рук пошлятину, они постараются опошлить тебе душу (наше выделение). Кто спорит: хорошо, что делаются вещи, которые служат человеку. Но нехорошо, если человек становится мусорницей для вещей.
С. 199. Зачиная религию, не пекись о догмах.
Созидать – значит создавать жизнеспособное, в творчестве нет формул…
Главное – изменить уровень почвы, направление, устремление к…
В перепадах сила приливов и отливов, мало-помалу без помощи всякой логики подтачивают они скалы и расширяют морскую империю. Повторяю тебе: если в картине есть мощь, она воплотится.
С. 204. Бог, который позволяет дотронуться до Себя, уже не Бог. Не Бог Он, если слушается твоей молитвы. Впервые я понял, что значимость молитвы в безответности, что эту беседу не исказить уродством торгашества. Что упражнение в молитве есть упражнение во внутренней тишине. Что любовь начинается там, где ничего не ждут взамен. Любовь – это упражнение в молитвенном состоянии души, а молитвенное состояние души – укрепление во внутреннем покое.
С. 207. …Поэтому все на свете союзники мне, и я открываю объятия моим врагам. Чтобы они укрепляли меня и возвышали. Я знаю: есть ступень, с которой наша схватка покажется мне любовным борением.
Не мне знать каждый гвоздь корабля. Мой долг разбудить в людях стремление к морю.
С. 208. Не прав тот, кто печётся о внешней упорядоченности, он печётся о ней потому, что не может подняться на ту высоту, откуда виден храм, корабль и любовь. Вместо подлинного порядка он устанавливает полицейский режим, при котором все должны одинаково тянуть ногу и идти в одну сторону.
С. 208. Ты будешь говорить и в ответ услышишь возмущённые крики – не обращай внимания: новая истина – это всегда новизна нежданных связей (в ней нет доказательности логики, за которой можно проследить от следствия к следствию). Каждый раз, когда ты будешь указывать на деталь своей новой картины, тебя упрекнут, что во всех других ей отведена совершенно иная роль, и не поймут, что именно ты им показываешь, и будут спорить с тобой и спорить.
С. 213. Я им ответил:
- Вы настаиваете, что обошлись без творчества, и это прекрасно. Кривые творят кривых. Надутые мехи способны сотворить только ветер. Если вы займётесь царством, то почтение к логике, которая хороша для свершившегося события, законченной статуи и покойника, поведёт к тому, что всё в нём будет готово сдаться мечам варваров.
…А мне-то казалось, что понять – значит ощутить, как иной раз доводилось и мне, какой-то неуловимо счастливый проблеск, что пугливее замершей водной глади, потому довольно и промелькнувшей мысли, чтобы он исчез, - он мелькнул и словно бы не существует…Логика и есть та тень, которую отбросило творческое озарение на стену реальности. Но эта очевидность не очевидна ещё человеческой близорукости.
С. 214. Логики, как всегда, всё великолепно поняли. Они не поняли, что природа созданного и природа творчества не походи друг на друга. Творческая сила, исчерпавшись, не оставляет следов. Недаром творец всегда покидает своё творение, и творение поступает в распоряжение логики.
О нём забыли, так оно и положено, творец растворяется и оставляет нам творение.
На деле логики совсем не логичны.
- Вы самонадеянны, - сказал я им, - вы изучили танец теней на стене и уверились, что обладаете знанием. Шаг за шагом прослеживаете вы ход теоремы, забывая о том, кто положил свою жизнь на то, чтобы её создать. Вы читаете следы на песке, не понимая, что прошёл человек, которого разлучили с его любовью. Не подходите ко мне, рабы, - в руках у вас жалкие молотки, но вы возомнили, что создали и пустили в плавание корабль!
Истинным геометром был тот, кто уже умер. Из множества возможных вариантов он умел выбрать тот, который не обеспечил пока никому удачи, но был единственным, который открывал путь дальше. Нет путеводной нити в лабиринте гор, логик тебе не в помощь, если кончилась вдруг торная дорога, если перед тобой пропасть…
С. 218. – Но если не к счастью – к чему тогда стремятся люди?
Отец: - Ты усвоил, что ощущение счастья сопутствует трудно доставшейся победе, и с присущей логике недальновидностью заключил, что люди борются, стремясь обрести счастье. А я, пользуясь той же самой логикой, скажу тебе: поскольку жизнь завершается смертью, всю жизнь люди стремятся к смерти. И так мы будем перебрасываться словами, словно бесформенными медузами. Но я скажу тебе другое: случается, что счастливые отказываются от своего счастья и идут воевать.
С. 226. Бог, которому молятся изредка, не настоящий.
С. 226. Может быть, тебе не по вкусу её [принцессы] утончённость, ведь есть музыка, которой тебе никогда не услышать, потому что ты не пожелал учиться, - но это вовсе не значит, что принцессы плохи, - это значит, что тебя ещё нет.
С. 228. Твоё бесплодие – бесплодие куколки. Но когда ты переродишься, у тебя появятся крылья.
С. 235. Да, я справедлив. И если проливал кровь, то не для того, чтобы утвердиться в жестокости, - чтобы обрести возможность являть милосердие.
С. 240. Животному прежде всего доступно вещное, а не аромат, не ореол, как принято говорить. Но ты – человек, и питает тебя смысл вещей, а не вещи… Ничего не жди от вещей: они обретают голос, став знаком чего-то большего, и сердцу внятен только такой разговор.
С. 247. Наступили времена, когда свободно стало не лучшему в человеке, а худшему – тому, чему потворствует толпа, а человеческое стало таять и таять. Но толпа не свободна, она никуда не стремится, в ней есть только тяжесть, и эта тяжесть придавливает её к земле. Толпа называет свободой свободу гнить и справедливостью – своё гниение.
С. 251. Если твои жандармы – а они неизбежно тупые исполнители твоей воли, тупость – их профессия, от них не требуется чутья, напротив, оно им запрещено…, если твои жандармы получат приказ разделить всех на чёрных и белых – а других цветов для жандармов не существует – и к чёрным ты отнесёшь, например, того, кто насвистывает в одиночестве, кто порой сомневается в Боге, кто зевнул, копая землю, кто вот так думает..., - тогда наступают отвратительные времена и оказывается, что у тебя не народ, а сплошные предатели, и сколько ни руби голов, всё будет мало…
Глава CXXII
С. 297. Если истины очевидны и противоречат одна другой, тебе ничего не остаётся, как искать другой язык.
С. 321. Дать тебе сильного врага – вот моя главная забота. Только так я помогу тебе. И нечему удивляться: силовое поле всегда создаётся двумя полюсами. Ты обогащаешься, копая колодец, ожидая отдыха, добывая алмаз, завоёвывая любовь. Ты нищаешь, если у тебя уже есть колодец, досуг, бриллианты, возможность любить, когда хочешь. Или ты мечтаешь об этом, не пошевелив и пальцем, чтобы добиться.
Глава CXLIV
С. 339. Жандармы не умеют отличать виноватых от безвинных, они отправляют в застенок тех, кто верен себе, кто не умеет кривить душой, кто не в силах отречься от очевидной для него истины. На свободе они оставили всех, кто отрекался, кривил душой и врал. Так запомни мои слова: «Как бы ни были благородны твои жандармы и ты сам, если ты сделаешь жандармов судьями, выживут одни подлецы. Любая правда, человеческая, а не тупицы-логика, покажется жандарму заблуждением и пороком. Жандарм добивается, чтобы на свете была одна книга, один человек и одно правило. Строя корабль, жандарм постарается уничтожить море».
С. 350. Повторяю опять и опять: строить будущее означает неустанно обустраивать настоящее. Строить корабль – значит будить и будить страсть к морю.
С. 350. Два рода людей говорили со мной о созидании нового царства. Первые – логики, они строили его логически при помощи рассудка. Они иллюзионисты. От них ничего не родится, потому что рассудок не умеет рожать. Картины их – картинки учителя рисования. Художник может быть и умён, но творчество его не от ума. Логик не может не быть бесплодным тираном.
Вторых воодушевляла некая очевидность, которой они не умели дать имени. Они вроде пастухов или плотников, не слишком умны и не обладали даром рассуждать, но ведь творчество и не рождается от рассуждений. Ваятель мнёт и мнёт глиняный ком, сам не зная хорошенько, что из него получится. …Не рассудок растревожил ваятеля – дух. Потому я и говорю тебе: дух властвует над миром – не рассудок.
С. 352. К счастью приводит не поиск счастья. Если искать его, сядешь и будешь сидеть, не зная, в какую сторону податься. Но вот ты трудишься, не покладая рук, ты творишь, и в награду тебя делают счастливым. А путь к счастью – всегда борьба, принуждение и терпеливость.
С. 356. Я настаиваю: погребение должно быть торжественным. Дело не в том, чтобы опустить тело в землю. Дело в том, чтобы не потерять ничего из того достояния, хранителем которого был усопший, чтобы оно не расточилось, словно из разбитого сосуда.
С. 357. Я требую, чтобы ты растил детей похожими на себя. Никакому наставнику не передать им твоего наследства, его нет в учебниках. Любой научит твоего ребёнка тому, что ты знаешь, передав ему твой небольшой запас разноречивых идей, но, если отделить его от тебя, он лишится того, чего не найдёшь в учебниках и не выразишь в слове. Расти их подобными себе из опасения, как бы жизнь для них не стала безрадостным постоем на земле, где гниют сокровища, от которых потерян ключ (наше выделение).
С. 382. Отец мой разъярился:
- Тупицы! – рявкнул он. – Холощёный скот! Историки! Логики! Критики! Вы похожи на трупных червей, вам никогда не понять, что такое жизнь!
Глава СС
С. 471. Тот, кто жалуется, что люди его обделили, сам отстранился от людей. Тот, кто жалуется, что ему недодали любви, ошибается в понимании любви: любовь никогда не была подарком, который получают.
Главная страница /
Зал художественной и мудрой литературы